Курт на завтрак, насвай на обед

Ноябрь 1991, Таш-Кумыр

В киргизский шахтерский городок Таш-Кумыр я попал в тот период, когда Советский Союз разваливался на глазах. Всюду царил хаос. Особенно это коснулось забытых Богом окраин бывшей империи. Национальную периферию потрясали социальные взрывы и безработица, а кое-где подступал к горлу самый настоящий голод.

Глава «Их нравы»

Таш-Кумыр зажат в узком извилистом ущелье. Во всем городе — одна-единственная улица длиной 12 км. Вторая в ущелье просто не поместится. Два ряда унылых хибар тянутся вдоль пропасти глубиной метров пятьдесят. По дну ущелья несется стремительный поток Нарына. Город покрыт толстым слоем пыли, запах которой вызывает чувство невыразимой тоски и обреченности.

В пути негде было перекусить, поэтому в городе я сразу отправился в столовую при шахтоуправлении. Насторожила грязная изношенная посуда. Края пиал были щербатыми, будто их кто-то грыз зубами. Стаканов не было вообще. Вместо них использовали маленькие баночки из-под майонеза.

Когда в баночку накладывали сметану, на белом фоне проявлялась несмываемая грязь. Если сметана стекала по внешнему краю, повариха пальцем стирала ее и словно соплю резким движением стряхивала обратно в банку. Потом облизывала палец.

Я заказал картофельное пюре с котлетами. С пюре было все в порядке, а вот вместо котлет на тарелку шмякнули две сухие плоские корочки.
— Это что, какое-то национальное блюдо?
— Котлеты, — отрезала повариха.
Я попробовал. Обжаренный хлеб без каких-либо признаков мяса! В баночке с чаем плавали вареные макароны. Хорошо хоть не тараканы.

В кассе рассчитался российскими рублями – тогда их еще принимали в республиках. Сдачу сдали какими-то бумажками.
— Что это? – снова удивился я.
— Талоны.
— Что с ними делать? Покупать на них можно?
— Можно.
Оказалось, из-за отсутствия денег в республике, талоны шахтоуправления играли роль таш-кумырской валюты. На одних было написано – «1 рубль», на других – «0,5 литра молока», что соответствовало 24 российским копейкам.

Поначалу я опасался пользоваться талонами – слишком уж несерьезно они выглядели. Обычная бумажка со штампом – что за деньги? Складывал их в карман. Потом осмелел и решил рассчитаться за обед в столовой. Протянул кассирше мятые бумажки. Та отсчитала нужное количество, остальные вернула. С тех пор я смело пользовался эрзац-деньгами.

Таш-Кумырские «деньги»

Меня поселили в общежитии, расположенном где-то посередине бесконечного города. На общественной кухне имелась газовая плита и раковина с холодной водой. Туалет располагался в двухстах метрах от дома на краю пропасти. Ночью город не освещался. Поскольку крышки канализационных люков давно украли, после заката солнца до туалета никто не доходил – была реальная опасность провалиться в открытый люк. Зато днем из туалета, который не имел двери, открывался роскошный вид на горы и бурный поток аквамаринового цвета.

Все время пребывания в Таш-Кумыре меня терзало чувство зверского голода. В городе не было еды. Иногда полдня приходилось прочесывать магазины в поисках съестного, но в лучшем случае удавалось купить буханку хлеба из отрубей. Утром пил голый чай и бульонные кубики, которые привез с собой. Обедал на шахте. А вот с ужином всегда были проблемы. Я ложился рано спать, чтобы не мучиться от голода.

Ассортимент местных магазинов можно было перечислить по пальцам: сок томатный, маринованные помидоры, сок арбузный и морковь. Чем питались местные жители, для меня так и осталось загадкой. Подсобных хозяйств ни у кого не было. На безжизненных горах не росли даже колючки. Люди перебивались разведением баранов, продавая шерсть и мясо.

Не спасал даже базар. Там продавали яблоки, капусту, морковь, лук, курт и насвай. Курт — это шарики из сушеной брынзы, а насвай — легкий наркотик из табака и гашеной извести. Местные сказали, что в него для крепости добавляют куриный помет. Это отбило всякую охоту даже пробовать зелье. Цены на базаре были высокими, да и на яблоках долго не протянешь.

Днем в городе работали чайханы, но отпугивали ресторанные цены. На иноземцев смотрели неприветливо. Есть приходилось полулежа на лежанках, что было крайне неудобно. Острая пища напоминала раскаленную магму. Красный перец, как антисептик, был жизненной необходимостью. Всюду царила грязь. На моих глазах еду накладывали в кисы, которые предварительно вылизали собаки.

Однажды мне удалось купить немного картошки. Это была удача! Было решено пожарить ее с «энзешной» тушенкой, привезенной из Ленинграда. Я стоял у плиты на кухне и выковыривал мясо из банки. Сзади подошла пожилая киргизка, заглянула через плечо.
— Это что такое? — удивленно спросила она.
— Мясо.
— Какое это мясо! — засмеялась женщина. — С таким мясом только в космос летать. Приходи ко мне, я тебе свежей козлятины дам.
В тот вечер у меня был праздник.

В Таш-Кумыре процветало воровство, которое было настолько естественным явлением, что не считалось пороком. Оно было чем-то вроде обмена вещами между соседями. В основном воровали баранов. Подъезжала машина, хватали животных за рога, бросали в кузов – и бывай здоров. А о том, как работают угольные воры, можно было снимать кинокомедию.

Однажды мне понадобилось съездить на угольный склад. Еще издали я заметил, что высоченные горы угля, словно муравьями, покрыты чумазыми людьми. Они наполняли мешки кусками угля и бежали к стоящим неподалеку грузовикам. Там высыпали уголь в кузов и возвращались обратно.
— Кто это?!
— Угольные воры, — пояснил сопровождавший меня шахтер.
Я был ошеломлен. Горняки в поте лица своего добывали уголь, складировали, а воры у них на глазах тут же его тырили! И никто не обращал на них внимания, будто воры были звеном технологической цепочки.
— А почему машины ближе к складу не поставят?
— Машинами воровать нельзя. Посадят.
— А мешками можно?
— Можно.

Уголь воры продавали в ближайшие аулы. Милиция периодически устраивала облавы. Чтобы не испачкать верхнюю одежду, воры на время работы снимали ее и оставляли у подножия угольной горы. Во время облавы милиционеры одежду забирали. На этом репрессивные меры исчерпывались.

Но это было не все. Когда машина с обедом для горняков подрулила к складу, воры побросали работу и дружно бросились вниз.
— Куда они?
— Обедать.
Оказалось, их еще и кормят! Воры выстроились в очередь.
Повариха привычно закричала:
— Воруете, бессовестные! Как не стыдно?
Воры широко улыбались, протягивали миски, получали порцию каши, отходили в сторону и торопливо ели.

Еще в Таш-Кумыре была детская форма угольного воровства. Поначалу я не мог понять, почему общежитие, принадлежащее угольной шахте, не отапливается. Ответ появился очень быстро. Возле кочегарки разгрузилась машина с углем. Едва она уехала, набежала куча детворы с ведрами. Они мгновенно растащили уголь по домам. Топливо просто не успевало доходить до топки!